ЗОНА САДА, фотопроект и медиа-инсталляция, 2009

Courtesy: Московский музей современного искусства

Надежда Анфалова нашла для своего нового проекта удачное, обладающее внутренней драматургией название – «Зона сада». Это сразу отсылает к материям высоким и трепетным – от библейских до сугубо петербургских, историко-культурных: садово-парковая культура, поэзия садов и т.д. На это и настраиваешься, пока перед тобой не предстанет собственно визуальный ряд. Тогда понимаешь, что зона здесь – слово не нейтрально — служебное, обозначающее, достаточно общо и ненастойчиво,  некую пространственную локализацию. Нет, это понятие художником актуализировано: оно предстаёт во всём многообразии коннотаций советского опыта несвободы – запретов, лагерной изоляции, выключенности из нормального течения жизни. Анфалова находит вполне реальный материал – некое заброшенное городское место, огороженное забором-времянкой (что может быть постоянней временного в России!) из кусков жести, досок, мотков ржавой лагерной проволоки, каких-то старых дверей и прочего. Это – отходы урбанистики, но специфической, советской — какой-то прединдустриальной, напоминающей о полусельском происхождении пригородов. Что-то подобное сохранилось и у меня в детской памяти  от вылазок в сторону Московского шоссе, наверняка есть места, где подобные заборы существуют по сей день в целости и сохранности. Анфалова в своих фотолентах медленно, ощупывающе просматривает эти бесконечные заборы. Здесь нет ничего соц-артистки насмешливого: конечно, момент социально-урбанистической археологии присутствует, да над убогим смеяться грешно. А ностальгировать – смешно.  Восприятие Анфаловой, несомненно, имеет эстетскую подоплёку : она не проходит мимо специфической красоты упадка и разорения – подмечает оттенки в тональностях коричневого – цвета ржавого железа, не преминёт использовать белое – взявшуюся откуда-то нежданно-негаданно кухонную дверь –в качестве точки хроматического отсчёта… Она точно нашла и формат – в однотипности снимков, образующих ленту-панно, есть намёк на концептуализирующую архивность (по типу Bernd и Hilla Becher), готовность существовать в качестве документационного материала. Но есть и типично русская неудовлетворённость увиденным, стремление, передающееся зрителям, разрешить загадку: что всё-таки там находится, за этим до боли знакомым забором? Зады какого-нибудь сдохшего заводика? Нищенские гаражи пенсионеров или их же огороды? Очередная лагерная зона? Или – пусть мифологический – но всё-таки сад?

Александр Боровский