Сколько должно пройти времени, чтобы страницы служебной книги, самой типичной «книги учета», которые вели советские предприятия, можно было поместить в витрину, как ценный экспонат нашего общего прошлого? Очевидно, что целая эпоха. Сегодня нет того государства, но свидетельства тихой жизни его жителей разбросаны по новой России, как подгнившие под снегом листья. Собранные в общий архив российской культуры, эти записи, фразы, теперь уже никому не нужные вещи и прочие следы прошлого в пространстве настоящего, стали главным материалом московского концептуализма. Продолжая традицию музеефикации анонимных трудовых подвигов, Надежда Анфалова выставляет страницы журнала советской связистки и фотографию окна, у которого эти записи были сделаны. Случайно они сохранились по месту ее жительства — в деревне Мунозеро Мурманской области, которая в 1980-е годы — именно тогда связистка вела свой служебный дневник — была практически недоступна. Несколько домов стоят в окружении тайги и болота. Каждый день связистка записывала четыре слова: связь есть и пожара нет. Об этом ей докладывали другие люди, она сама и ее непосредственное присутствие в этой безысходной, богом оставленной местности, в сущности, не влияло ни на связь, ни на стихию. Хорошо, что связь есть, а пожара нет. Наверное, хорошо — но, впрочем, ей безразлично. Инсталляция представляет собой замкнутое пространство, в котором существуют и взаимодействуют два «персонажа»: слова из дневника, проецирующиеся на стены, и окно, у которого она делала эти записи каждый день. Ведь за этим окном ничего интересного для неё нет — трава и деревья…Она не видит события, происходящие неизвестно с кем, о которых она сообщает неизвестно кому — потому, что так положено, это её работа… Послание художника здесь простое: у нас с тем миром безвозвратно ушедшего прошлого связи нет — и когда он сгорит дотла, мы никогда не узнаем.